Кемеровская область обладает существенным минерально-сырьевым потенциалом, освоение которого позволило ей войти в число передовых промышленно развитых регионов России. Главное богатство территории – это уголь. Развитие области в 1980–1990-е гг. предусматривало существенный рост объёмов добычи угля. Для этого необходимо было ввести в эксплуатацию новые шахты и разрезы. Одним из новых направлений стало обогащение и переработка угля, другим направлением стал универсальный проект по промышленному извлечению газа метана из угольных пластов, который затем направлялся на нужды социальной сферы и экономики региона. Добыча метана во многом должна была способствовать снижению уровня опасности угольных шахт, также она давала возможность получить прибыль от продажи газа.

В марте 1985 г. генеральным секретарём ЦК КПСС был избран Михаил Сергеевич Горбачёв. В Советском Союзе с 1985 г. началась политика перестройки. Решения требовали многие проблемы, накопившиеся в огромном государстве с плановой государственной экономикой и запретом на частное предпринимательство.

В 1985–1986 гг. первым секретарём Кемеровского обкома партии был Николай Спиридонович Ермаков. Руководство области осознавало необходимость проведения изменений. С января 1987 г., как и вся страна, Кузбасс стал переходить на новые условия хозяйствования. Применение экономических стимулов должно было способствовать росту производства и повышению его эффективности, однако не все предприятия Кузбасса оказались готовы к переходу на новые условия работы.

В 1988 г. горняки Кемеровской области добыли почти 160 млн т угля. Накопившиеся к середине 1980-х гг. трудности, в том числе моральное устаревание оборудования, привели к снижению объёмов добычи угля. В дальнейшем это привело к необходимости проведения реструктуризации, которая имела для угольщиков Кузбасса весьма неблагоприятные последствия. Часть шахт была закрыта, что в свою очередь привело к росту безработицы и кризисным явлениям во многих отраслях региона.

Общее ухудшение положения жителей Кузбасса во второй половине 1980-х гг. на фоне начавшейся политики перестройки ещё более обострило социально-экономическую напряжённость. Граждане испытывали сложности с приобретением продуктов питания, предметов быта. Острой оставалась жилищная проблема. В условиях провозглашённой руководством СССР в июне 1988 г. политики гласности (отказа от цензуры), в средствах массовой информации стали чаще критиковать политику правящей коммунистической партии. На телевидении и в газетах всё чаще звучало слово из «капиталистического прошлого» – «забастовка».

Город Междуреченск стал «горячей точкой» социального движения шахтёров в конце 1980-х гг. О ситуации, подогревающей в людях мысли о коллективном прекращении работы, рассказали работники междуреченской шахты имени Шевякова в письме, отправленном в декабре 1988 г. в популярнейшую тогда программу Центрального телевидения «Прожектор перестройки».

«Мы, шахтёры шахты им. Шевякова г. Междуреченска объединения “Южкузбассуголь” Кемеровской области, обращаемся к вам с ПРОСЬБОЙ разобраться в сложившейся ситуации, которая у нас на шахте становится изо дня в день, из месяца в месяц всё тяжелее и тяжелее».

Шахтёры жаловались на тяжёлые условия труда и низкие заработки: «10–12 рублей на выход», при том, что «план же увеличили такой, который мы не сможем выполнить». Возмущение вызывал факт социального неравенства, неприемлемого для социалистического государства с режимом «диктатуры пролетариата». Характерная цитата из письма: «Начальник отдела нормирования и главный экономист, если смотреть по партвзносам, получают 800–1000 рублей. Мы же, работающие непосредственно в шахте, – 250–480 рублей».

Речь шла о необходимости оплаты вечерних и ночных смен, о нечёткой работе транспорта («вместо трёх машин дают одну, вот как хочешь, так и добирайся до работы, отсюда идёт беспорядок, на работу приходишь на 30–40 минут позже»); отвратительном продовольственном снабжении, плохих административно-бытовых условиях для шахтёров: «полотенец нет, мыла нет, парной нет». И заканчивается письмо фразой: «Вот и обращаемся к вам с НАДЕЖДОЙ, чтобы помогли изменить нам быт, наши условия существования».

М.И. Найдов, занимавший в 1970 – начале 1990-х гг. руководящие посты в угольной отрасли Кемеровской области, вспоминал, как говорил в ЦК КПСС, чтобы посылали в Кузбасс мыло «самолётами». Никто ничего не был состоянии решить. 17–18 июня 1989 г. рабочие написали другое письмо, но теперь обратились не на телевидение, которое обмануло их надежды, а передали его 28 июня дирекции шахты, в партком и Междуреченский горком КПСС. Одновременно письмо отправили и в Москву в ЦК профсоюзов угольщиков. Это письмо содержало уже не просьбу, а 21 требование, причём устанавливался срок их выполнения – 10 июля 1989 г. Подписались под этим письмом 508 рабочих шахты. В случае невыполнения, указано в письме, будет объявлена забастовка. Забастовочный механизм был запущен.

4 июля 1989 г. администрация шахты собрала рабочее собрание, куда для рассмотрения требований пригласили всех инженерно-технических работников, по большей части наземный, конторский персонал и всего 50 рабочих. Горнорабочий участка № 8 Стрельцов заявил, что если это рабочее собрание, то итээровцы должны уйти. Однако никто не ушёл. При рассмотрении требований голосами итээровцы отметали пункт за пунктом. После голосования по пункту № 7 все рабочие покинули зал.

6 июля 1989 г. собиралось совещание представителей администрации шахты, профкома, СТК, на которое были приглашены четыре члена забастовочного комитета. Из 21 пункта требований оставили 8, и председатель шахткома повёз их в Новокузнецк, куда прилетел председатель ЦК профсоюза угольщиков. Но... Ни у кого нет полномочий решать эти вопросы! А срок начала забастовки, 10 июля, приближался. Она началась на следующий день.

Это было 11 июля 1989 года. «Жара, температура за 30, – вспоминает начало первой крупной забастовки в Кузбассе глава Междуреченского городского округа Сергей Кислицин, в то время работавший начальником участка на шахте имени Ленина. – Увидел перед входом в административно-бытовой комбинат толпу шахтёров. Оказались соседи с шахты Шевякова – пришли к нам на шахту агитировать за забастовку».

Требования, подчёркивал С.А. Кислицин, «были не столько экономические, сколько бытовые: мыло в душевых, портянки, условия на шахте». Руководители того времени считали, что всё это несерьёзно. Но когда шахта имени Ленина присоединилась к забастовке (проблемы были у всех одинаковые), информация быстро поступила на другие шахты. 11 июля по Коммунистическому проспекту Междуреченска от памятника Ленину в полной тишине двинулись тысячи людей в чёрных шахтёрских робах. Шли молча.

Ждали всего. Не исключали и новочеркасский, и тбилисский варианты развития событий, но всё- таки вышли...

– Сколько у тебя людей?
– 30 тысяч.
– Половину отправляй в Междуреченск.

В ответ на отказ выполнять этот приказ услышал: «Ты отстраняешься с должности начальника УВД! Будешь и. о., я подошлю тебе замену!»

А через день забастовали все шахтёрские города Кузбасса, как и предсказывал генерал Шкурат. Власть всех уровней растерялась.

В десятом часу утра 11 июля шахтёры собрались у трибуны перед зданием горкома партии. Избрали стачечный комитет, в который вошли по три представителя от каждой шахты. Возглавил стачком горный мастер шахты имени Шевякова, член компартии Валерий Кокорин. Буквально в течение нескольких часов к шахтёрам присоединились трудящиеся разрезов, автобаз, строительных и других предприятий, кроме тех, от которых зависело жизнеобеспечение города, но их коллективы высылали к бастующим своих представителей с одним призывом: «Стойте до конца! Мы все с вами!»

На каком-то этапе подключились профсоюзы: на площадь привезли бесплатное горячее питание и воду, подошли поливальные машины, что было весьма кстати, потому что все три дня, в течение которых перед горкомом бушевали страсти, в Междуреченске стояла 30-градусная жара.

Стачечный комитет выдвинул требования рабочих предприятий угольной промышленности СССР, которые насчитывали уже 42 пункта. Стачком возложил на себя и ответственность за порядок в городе, например, была запрещена продажа алкоголя. Попытки спровоцировать употребление шахтёрами спиртного пресекались самими бастующими.

До какой степени тогдашние власти не знали, как действовать в условиях кризиса, как общаться с народом, свидетельствуют воспоминания М.И. Найдова, который в 1989 г. был генеральным директором объединения «Прокопьевскгидроуголь». Вот что Михаил Иванович вспомнил на круглом столе «Власть и общество в условиях кризиса: уроки 1989 года», посвящённом 20-летию шахтерской забастовки. 11 июля ему позвонил из Москвы министр угольной промышленности М.И. Щадов.

«Еду в Междуреченск, там на шахте Шевякова буза. Полчасика задержусь и через полтора часа буду у тебя в Прокопьевске».

В 21:45 министр, срочно прилетевший в Кузбасс, вышел к забастовщикам. Однако “полчасика” не получилось... В течение нескольких часов он давал ответы по каждому пункту требований, периодически консультируясь с Москвой. Ни по одному пункту решения не принял, потому что не имел полномочий. А выполнение некоторых и вовсе не в компетенции министра угольной промышленности, например, требование о создании национального парка в районе Поднебесных Зубьев.

С вариантами своих ответов министр вышел на трибуну и 12 июля. Он предлагал, рабочий комитет и бастующие предложения анализировали, критиковали, и министр снова связывался с Москвой... Двое суток в Междуреченске не работали все шахты и шли кабинетные переговоры, в ходе которых были достигнуты неофициальные договорённости только для шахт Междуреченска. 13 июля рабочий комитет зачитал обращение к гражданам Междуреченска, первым пунктом которого было заявлено: «Главный вопрос решён приказом министра угольной промышленности СССР – каждому предприятию отрасли предоставить право статуса госпредприятий! Постановление комитета – прекратить забастовку».

16 июля бастовали 167 предприятий Кузбасса, общее количество бастующих – свыше 180 тысяч. 18 июля между забастовочным комитетом и правительственной комиссией был подписан Протокол о согласованных мерах. 20 июля забастовка, детонатором которой послужило выступление шахтёров Междуреченска, была полностью прекращена.

В ходе работы с забастовочным комитетом комиссия констатировала, что забастовки 1989 г. стали ответом народных масс на длительное отставание в развитии социальной сферы, из-за чего в регионе обострилось социально-экономическое положение. Это явилось следствием диктата и произвола министерств и ведомств, попустительства местных партийных и советских органов, ухудшения снабжения населения продуктами и товарами первой необходимости.

Новая волна забастовочного движения поднялась весной 1991 г. из-за резкого ухудшения жизненного уровня горняков, вызванного ростом цен в ходе экономической реформы кабинета В.С. Павлова. Количество бастующих шахт с марта по апрель 1991 г. выросло с 31 до 40 (всего на территории региона работала 101 шахта).

Августовский путч 1991 г. под руководством ГКЧП (вице-президент СССР Г.И. Янаев, премьер-министр СССР В.С. Павлов, маршал Д.Т. Язов, генерал Б.К. Пуго, генерал В.А. Крючков и др.) вызвал новый подъём забастовочного движения в Кузбассе. Шахтёры вновь остановили работу в знак протеста против ГКЧП. На тот момент шахты по-прежнему были государственными предприятиями, которые подчинялись союзному отраслевому министерству в Москве. Министр угольной промышленности М.И. Щадов выступил на стороне ГКЧП и предлагал жёсткий вариант борьбы с шахтёрским движением вплоть до использования армейских подразделений. Однако этого не произошло, так как путч завершился фактическим провалом, а в декабре 1991 г. распался СССР.

В 1994 г. началась структурная реконструкция угольной промышленности, начало которой связано с работой Межведомственной комиссии по социально-экономическим проблемам угольных регионов. В период 1994–1996 гг. в Кузбассе было множество планов по улучшению добычи угля: ускорить темпы структурной перестройки, уменьшить число нерентабельных шахт, создать новые предприятия в районах, где перестали добывать уголь, и тем самым обеспечить людей новыми рабочими местами. Была подготовлена программа реструктуризации угольных предприятий Кузбасса. Её целями являлись создание угольных предприятий, которые смогут составить конкуренцию ведущим предприятиям отрасли, в том числе за рубежом, и финансировать себя сами, постепенное снижение влияния и поддержки со стороны государства. Осуществление поставленных задач было возможно при улучшении технического оснащения и прекращения работ шахт, потерявших свою значимость.

К 1993 г. в Кузбассе имелось 78 шахт, 24 разреза и 28 обогатительных фабрик, 17 погрузочно-транспортных управлений, более 30 автобаз, геологоразведочные, проектные, научные и другие организации. Результатом их деятельности являлось ежегодное предложение на рынок порядка 7 млн т сортовых, около 30 млн т обогащённых и свыше 60 млн т энергетических и коксующихся углей.

Из-за наличия множества устаревших шахт к 1995 г. себестоимость одной тонны кузбасского угля была выше среднеотраслевого уровня на 25,9 %.

Необходимо отметить, что интенсивность эксплуатации угольных запасов в регионе заметно снизилась. Если в 1988 г. в Кузбассе было добыто 160 млн т угля, то в 1994 г. – 98 млн т, сокращение объёмов производства составило 38,7 %. При этом на разрезах добыча угля уменьшилась на 28 %, на шахтах – на 45%.

При разработке угольных запасов в Кузбассе преобладающая роль в конце 1980-х – начале 1990-х гг. принадлежала подземному способу угледобычи (особенно при добыче коксующихся углей). Это вызывало перерасход сырья и низкую эффективность использования запасов.

Преобладание подземного способа добычи над открытой разработкой определило его высокую потребность в людских ресурсах. Среднесписочная численность рабочих, задействованных в угледобывающей отрасли, составляла 165 тыс. человек (1547 человек на 1 млн т добычи) из них 133 тыс. (80 %) трудилось на предприятиях подземного способа производства угля, а он как известно, более опасен и затратен.

В Кузбассе особенно ярко прослеживалась диспропорция в обеспеченности запасами различных форм добычи угля. Многие неэффективные производства (шахты), значительная часть которых, согласно плану реструктуризации, в будущем должны были уйти с рынка, обеспечены запасами лучше, чем более прогрессивные (разрезы).

Многие шахты Кузбасса (в отличие от разрезов), нуждались в техническом перевооружении и модернизации, так как срок их службы превысил 10–12 лет, что является переломным моментом в жизни шахты, потому что возникает необходимость освоения новых горизонтов. В большинстве случаев это означает осуществление комплекса мер по реконструкции.

Значительным являлось и количество шахт, срок службы которых превысил 40-летний рубеж, что уже само собой говорит об истощении их угольных запасов. Такие шахты, с запасом угля, не подлежащим дальнейшей промышленной разработке, требуют санкций, а для этого тоже необходимы определённые финансовые затраты.

Структурное несовершенство производственного потенциала, сырьевой базы и многое другое вело к нерациональному использованию выделенных на угледобычу финансов. В отработку постепенно вовлекались низкотехнологические запасы угля, что резко снизило его товарность (высокая зольность). Следствием этого стало недополучение от потребителей значительной суммы дохода.

Техническая и технологическая отсталость угледобывающих производств определяли их высокую ресурсоёмкость, опасность и низкую продуктивность. Таким образом, реструктуризация угольной промышленности Кузбасса не только назрела, но и явилась на том этапе насущной необходимостью.

Согласно разработанному в компании «Росуголь» плану реструктуризации, и дошедшего до Кузбасса в форме жёстких указаний (что и как нужно делать) все угледобывающие предприятия региона были разделены на три группы:

- перспективные предприятия, эксплуатирующие геологически благоприятные участки и имеющие достаточный производительный потенциал. В эту группу вошли 25 шахт и 8 разрезов;
- стабильные, средние по уровню производственных издержек предприятия. Сюда отнесли 36 шахт и 18 разрезов. Эти предприятия предполагалось инвестировать;
- самая неперспективная группа – нерентабельная. К ней отнесли 25 шахт и 1 разрез. На этих предприятиях было занято 32,5 тыс. человек или 20 % от всей численности подземных рабочих в регионе.

Под давлением МБРР закрылись 43 шахты и 1 разрез из ранее запланированных 26 предприятий. Такие действия привели к резкому упадку производительности шахт. За 1993–1997 гг. объём добытого угля упал со 106 млн т до 86 млн т, а коксующегося угля – с 52 млн т до 36 млн т. Планируемые закрытия приходились на 18 из 24 шахт, специализирующихся на добыче коксующихся пород, это привело к тому, что к 1997 г. Кузбасс стал одним из наиболее убыточных регионов страны. Закрывающиеся 18 шахт в совокупности производили 12 млн т угля в год и имели запасы коксующихся пород в 1 млрд 230 млн т. 9 из указанных шахт имели запасы на 9–100 лет, а другие – на 100–270 лет. На двух из закрывшихся шахт было оставлено и затоплено подземными водами, то есть навсегда потеряно новое и дефицитное оборудование.

Закрытие этих шахт проходило без предварительных расчётов и анализа их ценности. Это усугубляло положение сырьевой базы и зависящих от неё предприятий, в том числе энергетических, создавало угрозу развала сибирской индустрии. По всей стране уже было намечено закрытие 201 угольного предприятия. Но, несмотря на падение объёмов добычи, на Кузбасс приходилось 1/3 добычи угля и 2/3 добычи коксующихся пород от добычи по всей стране. Из всего добытого угля около трети использовалось на нужды Кемеровской области, остальная часть уходила на нужды страны и экспорт.

Главными задачами Межведомственной комиссии были распределение дотаций, контроль их использования и решение о закрытии убыточных угольных предприятий. Для проведения реструктуризации угольных предприятий следовало закрыть убыточные шахты, а освободившимся рабочим выплатить заработную плату и компенсацию, но ввиду закрытия огромного числа предприятий государству просто не хватало средств.

Действия, предпринятые в 1994–1997 гг., имели противоречивый характер. С одной стороны, начались практические действия по реструктуризации производства в стране и выявлено основное направление дальнейшего развития угольной отрасли, а с другой стороны выполнение требований по соглашению с МБРР принесло огромные потери России и Кузбассу в частности.

Действовавший губернатор Кемеровской области А.Г. Тулеев так оценивал истинную сущность процесса реструктуризации: «Под хитрым названием “реструктуризация угольной промышленности Кузбасса” у нас начинает твориться что-то неслыханное, абсурдное, не укладывающееся в рамки здравого смысла. Угольная промышленность области фактически разрушается, разрушается до основания».

Таким образом, программа реструктуризации кузбасской угольной отрасли, предложенная «сверху», не нашла поддержки на местах и у руководства региона. Она была экономически необоснованна, несостоятельна и имела негативные последствия как для области, так и для страны в целом, так как разрушала одну из основных топливно-энергетических баз Сибири и страны.

В декабре 1991 г. прекратил своё существование СССР. Кузбасс стал частью суверенной России и самостоятельно искал пути выхода из кризиса. Так область оказалась в числе немногих регионов, где делалась попытка создания концепции свободной экономической зоны как действенного инструмента ускорения социально-экономического развития.

Однако рыночные преобразования проводились без учёта опыта истории России и современных западных стран. Власти были обязаны оказывать поддержку приватизированным предприятиям финансами, управленческими кадрами, щадящим налогообложением, а также заинтересовывать работников в новых условиях труда. Однако ошибки, допущенные в приватизационной политике, и другие факторы привели к быстрой отставке назначенца Б.Н. Ельцина губернатора М.Б. Кислюка.

Первым всенародно избранным губернатором Кузбасса в 1997 г. стал Аман Гумирович Тулеев. Новая администрация взяла курс на быстрейшее преодоление сохранившихся кризисных явлений и постепенное повышение благосостояния людей. На это была направлена политика прозрачности бюджета, принимались меры по ликвидации задолженности по детским пособиям, по зарплатам, удержанию цен на хлеб, тарифов за электроэнергию, предоставлению ряду категорий населения возможности бесплатного пользования землёй и кредитами на покупку жилья, получения высшего образования и т.д.

Угольная промышленность Кузбасса, а вместе с ней и другие отрасли экономики и социальной сферы региона, тяжело отреагировали на наметившийся переход российской экономики к рыночным отношениям. Главной причиной новой волны забастовок, сопровождаемой блокированием Транссибирской магистрали, стала систематическая невыплата заработной платы. Шахтёры, работники угольной отрасли, так же как учителя, врачи и военные, не получали заработную плату многие месяцы. Шахты и заводы, которые стали теперь частными предприятиями, нередко закрывались как «нерентабельные». Реструктуризация угледобывающей отрасли особенно сильно ударила по старым центрам угледобычи, где процесс закрытия нерентабельных шахт шёл наиболее активно. Таким центром в конце 1990-х гг. являлся Анжеро-Судженск, который и стал в 1998 г. новой «горячей точкой» шахтёрского движения.

15 мая 1998 г. в районе Анжеро-Судженска была перекрыта Транссибирская железнодорожная магистраль. На рельсы вышло несколько тысяч шахтёров, пенсионеров, безработных и представителей бюджетных организаций. Они требовали отставки президента России, прекращения закрытия предприятий без предварительного создания рабочих мест, погашения задолженности. В результате власти вынуждены были пустить железнодорожные составы по обходному маршруту. Блокированный Транссиб стал самой болезненной точкой в транспортной системе России.

20 мая солидарность с Анжеро-Судженском проявили другие города Кемеровской области – Прокопьевск и Юрга. В итоге сообщение между севером и югом Кузбасса было прервано, блокировалось и железнодорожное сообщение с Томском. Пикетчики пропускали только местные электрички, а также поезда стратегической важности и с гуманитарной помощью для шахтёров. В результате полностью была остановлена перевозка пассажиров и грузов на восток и с востока.

20 мая по распоряжению губернатора А.Г. Тулеева в Кемеровской области была объявлена чрезвычайная ситуация. Предпринятые меры в основном касались охраны жизненно важных объектов.

Пикеты на железных дорогах решительно поддержали работники многих предприятий и организаций Кемеровской области, представители мелкого и среднего бизнеса, сельские жители. Настроения пикетчиков выражали плакаты и транспаранты, которые были установлены вдоль Транссиба и имели похожее содержание: «Ельцина в отставку!», «Сменить курс реформ!», «Национализация предприятий!», «Дайте людям зарплату, а детям пособие!», «Не надо ставить учителя на колени!», «Верните бесплатную медицину!». Путём переговоров правительству РФ удалось уговорами и заведомо ложными обещаниями о выплате долгов по зарплате и решении социальных проблем в Кузбассе заставить шахтёров разблокировать Транссибирскую магистраль.

Однако в течение июня Правительство РФ не выполнило большинство взятых на себя обязательств. Долги по заработной плате шахтёрам и работникам угольной отрасли остались непогашенными. 30 июня 1998 г. Координационный совет городов Кузбасса поставил в известность вице-премьера О.Н. Сысуева о невыполнении подписанных протоколов и инициировал пикетирование железной дороги в Анжеро-Судженске, Юрге и Прокопьевске. Месячное перемирие между забастовщиками Кемеровской области и Правительством РФ завершилось, 3 июля «рельсовая война» продолжилась. Главным требованием пикетчиков стала отставка президента Ельцина и правительства. Среди экономических требований основным являлось погашение задолженности по зарплате и пенсиям.

11 июля шахтёрские пикеты, в составе которых были междуреченские горняки, обосновались на Горбатом мосту у Белого дома. 19 июля заместитель председателя правительства О.Н. Сысуев снова прибыл в бастующий регион и привёз в Кузбасс 730 млн руб. Долги по зарплате шахтёрам и работникам угольной отрасли начали выплачивать, однако эти выплаты впоследствии быстро обесценились из-за дефолта 17 августа 1998 г. Выступая перед кузбассовцами, О.Н. Сысуев признал ошибку тактики, которую правительство применяло в мае: подписать «заведомо невыполнимые протоколы», лишь бы разблокировать Транссибирскую магистраль. Далее вице-премьер предупредил, что не намерен ездить по городам и предприятиям, чтобы решать их проблемы, поставил условием переговоров с участниками акции протеста снятие блокады железной дороги. 20 июля Транссиб был разблокирован. По распоряжению президента России генпрокурор РФ обязал местных прокуроров выявить зачинщиков пикетирования. В результате 8 шахтёрских лидеров были отданы под суд.

По мнению бывшего губернатора Кемеровской области А.Г. Тулеева, (занимал пост главы областной администрации в 1997–2018 гг.) в конечном итоге победы забастовщиков вылились в безудержную гонку за прибылью любой ценой, даже ценой человеческой жизни, и в преступное пренебрежение элементарными правилами безопасности.